Доклад Виталия Рядинского

И вот уже тогда я столкнулся с реальностью, о которой раньше даже не подозревал. Оказывается, несмотря на официально провозглашённую в России свободу вероисповедания, в реальности Ислам в этой стране является преследуемой религией. Я много слышал и сталкивался с проявлением подобного беспредела. Первый предупреждающий «звоночек» в отношении лично меня прозвучал уже через три месяца после начала моих регулярных посещений мечети в городе Белорецке (это небольшой городок – районный центр на Южном Урале; я там жил в то время). Имам этой самой мечети сообщил мне, что через него моей скромной личностью заинтересовались сотрудники ФСБ. Меня тогда это очень удивило.

В то время я начал отращивать бороду, которая у меня была очень пышной. Вроде бы несущественный и малозначимый атрибут внешности. Но не тут-то было. Оказывается, что этот элемент внешнего вида действует на российские, так называемые «правоохранительные» органы, как красная тряпка на быка. Из-за этого меня неоднократно останавливали на улице для проверки документов. Но самый, мягко говоря, неприятный случай произошёл со мной в городе Сибае (это там же на Урале). В этом городке меня в очередной раз задержали за ношение бороды и препроводили на приём к самому начальнику милиции. Тот мне, без излишних церемоний заявил, что я вахаббит и что я обязан незамедлительно убраться из его города. В ответ на моё недовольство подобным обращением, меня определили в изолятор на двое суток.

Далее события пошли по нарастающей. В городе Баймаке, куда я, через какое-то время, переехал жить (это всё там же на Урале), меня неоднократно, в принудительном порядке, без каких-либо причин доставляли в местный отдел милиции. Не редко увозили с рабочего места прямо в рабочей одежде. В милиции начинали задавать всякие вопросы, касающиеся моей личной жизни. Особо подробное внимание уделялось моему принятию Ислама и всему, что с этим связано: «Где принял? Кто довёл до меня эту религию? Кого из мусульман знаю?» и т.д., при этом, не объясняя, с какой целью проводятся эти допросы. После допросов в очередной раз снимали отпечатки пальцев и проводили очередную фотосессию. И всё это – неоднократно.

Начальник милиции этого города, Сулейманов Марат Маратович, не давал мне возможности прописаться до тех пор, пока я подробно не изложил ему свою биографию и данные своих родственников. В общем, отношение ко мне со стороны властей уже тогда было как к социально опасному элементу, несмотря на то, что не было для того никаких причин. От него же я впервые услышал девиз российской, так называемой, «правоохранительной» системы, который звучит так: «Отсутствие у Вас судимости не Ваша заслуга, а наша недоработка». По причине моего небогатого на тот момент жизненного опыта, я воспринял это как шутку. Какой же я был наивный!!!

В конце 2003 года я познакомился с исламской политической партией Хизб ут-Тахрир, о которой я раньше ничего не слышал. Благодаря просвещению этой организации, мои отрывочные знания об Исламе начали выстраиваться в цельную структуру. У меня словно открылись глаза на многие вещи. Подобное ощущение я испытал при своём самом первом прочтении перевода Корана. Естественно, что все эти, распиравшие меня мысли я пытался донести до своих друзей и знакомых, доказывая их жизненную важность и правильность. Мы часто беседовали на эти темы во всех удобных для таких разговоров местах: в мечети, дома за чашкой чая, иногда при встречах на улице. Мы, например, обсуждали, ограничивается ли Ислам только лишь обрядами поклонения и вопросами нравственности или он намного больше этого. Или, например, каким образом можно, используя исламскую идеологию, вывести современное общество из того упадочного состояния, в котором оно находится.

В середине декабря 2004 года я и ещё несколько мусульман из разных городов Башкирии (того уральского региона, где я проживал), оказались задержанными по обвинению в организации террористической деятельности. Оказывается, что разговоры на подобные темы российские власти расценивают как содействие терроризму. В кабинете следователя меня ждал ещё один неприятный сюрприз: оказалось, что партия Хизб ут-Тахрир запрещена в России. Более того, она признана террористической. Одновременно с нашей партией были запрещены и ряд других исламских организаций – всего 15 наименований.

Решение о запрете было принято ещё в 2003 году, но это решение было фактически засекречено и не доводилось не только до сведения мусульман, чьи интересы оно затрагивало, но и до сведения лидеров официально действующих мусульманских религиозных общин. Тем самым мусульман лишили возможности хотя бы оспорить данное судебное решение. Тем более что при принятии упомянутого судебного решения никого из представителей данных организаций в суд не приглашался. В суде была представлена лишь сторона обвинения – ФСБ и Генпрокуратура России.

На этом сюрпризы не закончились. В СИЗО мне попала в руки газета «Комсомольская правда». В ней я нашёл статью о том, что в Уфе (столице Башкирии) задержали банду террористов, которая планировала теракты в общественных местах города. Самый коварный теракт заключался в том, что террористы планировали пустить в систему водоснабжения города отравляющие вещества и таким образом отравить весь город. Потом выяснилось, что в этой статье было написано про нас. Что самое интересное, ничего из этого даже не упоминалось в материалах уголовного дела. Ни о чём, из упомянутого в статье, нас даже не спрашивали ни на этапе следствия, ни во время судебных заседаний. При этом автор статьи ссылался на получение информации непосредственно из генеральной прокуратуры Башкирии и, зная реальность СМИ в этом регионе, я склонен ему верить. В реальности же нас обвиняли в исламизации населения. То есть наше право на распространение нашей религии было подано как уголовное преступление. Ничего другого нам в вину не ставили.

Поскольку в своих действиях мы даже не предполагали наличия какого-либо преступления, то во время следствия мы особо не скрывали того, о чём и с кем мы проводили беседы. Впоследствии на суде все наши показания были извращены и истолкованы исключительно в негативном плане. Но этого следствию, по всей видимости, оказалось недостаточно. По этой причине нас начали прогонять через так называемые «пресс-хаты» – камеры, где сотрудники СИЗО и сотрудничающие с ними заключённые выбивают из подозреваемых нужные для следствия показания. Только не думайте, что эта мера воздействия применялась только в отношении нас. Подобная практика ведения следствия – обычное дело для пенитенциарной системы России. Под новый, 2005 год, я был помещён в камеру 256 пятого корпуса СИЗО. В то время это была так называемая «красная» камера, где были собраны все те подследственные, которые, в обмен на определённые привилегии, активно сотрудничали с администрацией СИЗО в целом и с оперативным отделом в частности.

В первый же вечер моего нахождения в этой камере меня, без всяких причин, начали избивать. Несколько человек сбили меня с ног. Некоторые из них удерживали мои руки и ноги, растягивая меня, остальные били по корпусу. На такой растяжке невозможно напрячь мышцы тела. Таким образом отбиваются внутренности, не оставляя следов пыток на самом теле. Всё это сопровождалось требованием написания показаний для следствия, в которых я должен был оговорить себя и своих друзей: я должен был указать, что мы якобы финансировали акты террора и создавали лагеря боевиков.

Кроме меня подобные камеры пыток прошли и другие мусульмане, являвшиеся подозреваемыми по данному уголовному делу. Самым жестоким пыткам подверглись Габдрахманов Ренат и Гаянов Марс. Рената избивали в течение месяца. Ему не давали ни спать, ни есть, ни тем более молиться. Всё его тело, от шеи до колен, было сплошным синяком. Гаянов Марс уже в то время был, мягко выражаясь, далеко не молодым человеком (он 1953 года рождения). Его подвешивали за руки к потолку, отбивали колени железной литровой кружкой.

На суде мы заявили обо всех этих фактах. Однако суд полностью проигнорировал все наши заявления, обосновав это тем, что в материалах дела отсутствуют медицинские справки, подтверждающие факты побоев и пыток. В целом весь суд правильнее было бы назвать судилищем. Судья Садыков открыто занял сторону обвинения. Как я уже упоминал, все наши показания были извращены: факты нашего знакомства друг с другом превратились в доказательство преступной связи, наши беседы об Исламе подавались как действия по вовлечению в террористическую деятельность и т.д. Всё это легло в основу обвинительного приговора.

Старшим обвинителем по нашему уголовному делу был Александр Коновалов, в то время, прокурор Башкирии. После того, как нас осудили, он почти сразу стал полномочным представителем президента по Поволжскому ФО, то есть резко пошёл на повышение. Ныне он министр юстиции России.

Здесь хотелось бы отметить ещё один, заслуживающий внимания, факт. Несмотря на то, что нам всем вменяли в вину одно и то же преступление, уголовные статьи, применённые в отношении нас, были разные: одних из нас обвиняли в тяжком преступлении – в организации деятельности террористической организации (ст.205.1 УК РФ – до 12 лет л/с), других, за те же действия, обвиняли по лёгкой статье – в организации деятельности экстремистской организации (ст. 282.2 УК РФ – до 3-х лет л/с). То есть, по сути, российская карательная система действовала по принципу Феликса Дзержинского: «Был бы человек хороший, а статья найдётся». Сейчас члены Хизб ут-Тахрир в России за те же самые действия обвиняются по ст. 278 УК РФ (насильственный захват власти). То есть идёт постоянная эволюция статей.

После того, как приговор вступил в законную силу, нас развезли по лагерям. Я попал ИК-2 города Салавата. Там я столкнулся с проблемой исполнения религиозных обрядов. Время многих молитв либо приходилось на время отбоя, и в это время я обязан был находиться в постели, либо на время проведения каких-либо мероприятий. Совершать религиозные обязанности и при этом не попадать в число нарушителей внутреннего распорядка удавалось с большим трудом. Администрация лагеря также запрещала мне посещение мусульманской молитвенной комнаты. Хотя я всё равно сбегал туда. Но всё это не могло продолжаться безнаказанным до конца срока. К счастью, меня вывезли из этого лагеря в другой, в Забайкальский край, за тысячи километров от места проживания моих родственников и друзей. Это произошло в начале 2006 года. О причинах этого я могу только догадываться.

В лагерях Забайкальского края мне уже не приходилось отстаивать своё право на исполнение молитвы. Там возникла другая проблема: реализация права на распространение религии. Впервые же месяцы моего нахождения в ИК-2 Забайкальского края, Ислам принял один осуждённый, находящийся со мной в одном отряде. Меня сразу перевели в другой отряд. Когда я поинтересовался причинами перевода у одного из заместителей начальника лагеря, он мне прямо заявил, что если кто-то ещё из осуждённых начнёт читать намаз, то меня определят в одиночную камеру. При этом он заявил, что у него нет личной неприязни ни ко мне, ни к Исламу: он лишь выполняет приказ вышестоящего начальства.

Аналогичная ситуация складывалась и в ИК-8, куда меня вывезли в 2009 году. Некоторые осужденные заинтересовались Исламом и проявили желание привести свою жизнь в соответствие с требованиями этой религии. Однако, после угроз со стороны начальника оперативного отдела, они отказались от этой идеи, хотя тайно продолжали проявлять интерес.

Время от времени меня вызывали на беседу сотрудники Забайкальского отдела ФСБ. Беседы носили профилактический характер. Во время этих бесед я пытался дознаться у сотрудников ФСБ о причинах запрета партии и об основаниях для объявления её террористической. Вразумительного ответа я так и не услышал. Самый здравый ответ, который я слышал за всё время подобных бесед, звучал так: «Ну, если запретили, значит, есть за что...». И если уж самая могущественная и информированная спецслужба в России ничего не может рассказать о преступлениях Хизба, то логично предположить, что таковых просто не имеется. А значит, причины запрета Хизб ут-Тахрир лежат не в юридической, а в политической плоскости.

После освобождения я не сразу вернулся на Урал. По дороге из Забайкальского края я заехал в гости к родителям в Казахстан. Там я пробыл месяц. По возвращению в Баймак, где у меня была квартира, я узнал, что меня уже разыскивают сотрудники ФСБ. Через родственников они потребовали от меня явиться в отдел ФСБ на отметку сразу по прибытию в этот городок. Поскольку надзор мне не назначался, то не сложно было догадаться, что подобные требования не имеют законной силы. А значит, сотрудники ФСБ в своих действиях продолжают руководствоваться чисто внутриведомственными интересами, без оглядки на закон, который они обязались защищать. Подобное положение дел не сулило для меня ничего хорошего.

Я быстро оформил прописку в Баймаке и уехал жить Уфу – это город-миллионник и там проще затеряться. Но спецслужбы нашли меня и там. Мне на мобильный телефон начали поступать звонки с приглашением на беседу от сотрудников ЦПЭ. И хотя приглашение лучше, чем требование, желания общаться с ненавистной для меня структурой это не добавило.

Через полгода после моего освобождения, одним прекрасным летним утром, мне позвонили на мобильный телефон. Звонившим оказался один мой друг, с которым я познакомился в забайкальском лагере. Имя его я называть не буду ради его безопасности. Он сообщил мне, что его и ещё несколько осуждённых вызывали сотрудники ФСБ. Их интересовало всё, что касалось моих призывов к Исламу в местах лишения свободы. Стало понятно, что в отношении меня затевается очередная пакость. Всё это были лишь мои предположения, но проверять их правильность не было никакого желания. И посему я, и моя супруга решили выехать из России в другую страну, где власти пока ещё не практикуют подобного правового беспредела. Вот так я оказался в Украине. Вот и вся моя жизненная история, которая имеет отношение к теме нашего круглого стола.

Только не думайте, пожалуйста, что я рассказываю вам о своих проблемах для того, чтобы вы меня пожалели и причислили к великомученикам. Всё это рассказано как один из примеров того, что творится в России в отношении мусульман. Причём, моя история – не самая страшная и трагичная.

Хотя, в принципе, сейчас подобное в России творится не только в отношении мусульман, но и в отношении всех недовольных положением дел в стране. Просто мусульмане находятся в авангарде неугодных властям людей.