https://hizb.org.ua/video/redirects/1321

С именем Аллаха! Мир и благословение господину всех созданий, Мухаммаду! Меня зовут Тауфик Али Юсуф аль-Арда. Я – уроженец города Хайфа, житель ар-Рабаха, населённого пункта в провинции Дженин. Мы жили в ар-Рабахе после падения Хайфы. У меня есть корни в ар-Рабахе, у моего отца там был дом. Мы уехали из Хайфы в наш старый дом и жили в ар-Рабахе.

Мы выучились на преподавателей в ар-Рабахе. Там была средняя школа. По ночам мы тяжело работали. Это было в 1952 году. Мы находили себе развлечение, играя в карты. Нас было двое молодых преподавателей (кроме меня). Один – из Тират Дандан Тулькарим, а второй – из Тулькарима: однажды к нам прибыл третий преподаватель, которого назначили в ар-Рабах, его звали Шаукат Тамбуз из Тулькарима.

Как-то раз он прервал нас, когда мы играли в карты, и сказал: «Идёмте поговорим о делах, связанных с дунья и ахира». Мы сказали друг другу: «Давай послушаем, что он скажет». Он сказал: «Есть поступки, за которые будет спрос как в дунья, так и в ахира.

В дунья это выльется в то, что Господь мой сделает мою жизнь тесной, если я откажусь от Его поминания, а в ахира Он пошлёт мне муки, потому как я забыл Аллаха. Аллах ﷻ возложил на нас обязательства (фарды), а также побуждает нас к рекомендуемым поступкам (мандубы).

Для нас мандуб восхвалять Его, совершать зикры и обращаться к Нему. Также есть поступки, за которые есть большой и малый спрос в дунья и ахира». В общем, он привлёк наше внимание, потому как мы не совершали намаз и были вообще далеки от Ислама.

Он сказал: «Все действия делятся на два вида: действия, что находятся в сфере наших возможностей, и действия, которым подконтрольны мы и наши поступки». Мы погрузились в разговоры об этом и стали с ним вести диспуты о действиях, что находятся в сфере наших возможностей и вне их. Тема этого разговора сводится у нас к вопросу о «Къада уа Къадар».

Мы проговорили об этом всю ночь, но так и не пришли к общему итогу. Я продолжал диспуты с ним. Мы нашли книги с хадисами, из которых поняли, что человек не имеет своей воли, что у него нет выбора. Так говорилось в старых книгах, которые учёные называют «Кутуб ас-Сафра» («жёлтые книги»).

На вторую ночь мы продолжили наш диспут с ним, но он победил нас идейно, и мы согласились, что действия делятся на эти два вида. Тогда мы спросили его: «Откуда ты узнал обо всём этом? Ответь нам. Вот у нас книги наподобие сборника «Сады праведных» и прочие, но в них нет подобного разделения действий».

И он в течение недели разъяснял нам тему «Къада уа Къадар». Он убедил нас, и мы не имели больше аргументов, чтобы бороться с его идеей. Через месяц он принёс нам книгу «Система Ислама», написанную от руки в учебной тетради. Он сказал: «Тут есть тема «Къада уа Къадар». Сделайте копии и верните её потом обратно. Это – книга под названием «Система Ислама», изданная Хизб ут-Тахрир».

Мы спросили: «Что такое Хизб ут-Тахрир?». Он сказал: «Это – партия, стремящаяся к установлению Государства Халифат». Это было в конце 1952-го – в начале 1953-го года. Мы захотели узнать, кто вообще есть из Хизб ут-Тахрир в Дженине, но не нашли никого, кто был бы носителем идей Хизб ут-Тахрир в Дженине.

В середине 1953 года мы наладили контакты и образовали просветительские кружки (халакты) в соседних сёлах при ар-Рабахе и в Дженине. Халакат в Дженине состоял из четырёх человек, во главе которого стоял Мухаммад аль-Хувварий. Мы собирались каждую неделю: трое – из ар-Рабаха, а четвёртым был глава халаката Мухаммад аль-Хувварий. Первым халакатом в селе Каани руководил Шаукат Тамбуз. Когда мы перебрались в Дженин, Мухаммад аль-Хувварий вёл халакат в тамошнем лагере для беженцев, а также – одновременно для жителей Дженина в доме одного человека по имени Фаик Фазаа, который был членом Хизба.

Нас было шестеро в халакате Мухаммада аль-Хуввария. Одну неделю я получал халакат в Яабаде, а вторую – в Аджа.

В 1953 году мы начали вести ответные действия в адрес «Плана Джонсона». Нам сказали развешивать листовки в местах своего трудоустройства. Я, например, работал в Яабаде и Аджа. Мне сказали: «Расклей эти листовки в общественных местах, например, на дверях мечетей, у входа в рынок, перед кофейней, перед администрацией...».

Мне дали клей и 15 листовок, которые я должен был расклеить в Яабаде, и я расклеил их. Но жители Яабада меня знали, потому как я каждую пятницу ходил туда давать халакат. Когда люди в кафе увидели меня расклеивающим листовки, то обратились к официальным властям Яабада: «Листовки расклеивает один мужчина по имени Тауфик из ар-Рабаха. Он бывает тут каждую неделю».

Новость обо мне дошла до Дженина, и меня вызвали туда как первого разыскиваемого члена Хизб ут-Тахрир в Дженине, чтобы помешать мне в моём деле. Чтобы не дать меня засудить, за меня вступился Мухамад Муса Абд аль-Хади. Он был независимым влиятельным человеком, находившимся у нас на обучении. Он забрал меня и стал угрожать им: «Больше не трогайте этого человека! Если ещё раз его тронете, я вам устрою неприятности!».

Он был очень крупного, атлетического телосложения, а так как он был новичком в нашем давате, он был готов пойти на крайние меры.

В конце 1953-го и в начале 1954-го г.г. мы застали апогей противостояний в Палестине – это был Абдель Насер в Египте. Абдель Насер завоевал полную популярность на улицах, когда изгнал англичан из Суэцкого канала и начал строить высокую плотину. Простой народ на улицах стал возлагать свои надежды на Абдель Насера, и его популярность перекрыла все остальные идеи.

К тому же, мы были в серьёзной конфронтации с социалистами. Потом мы начали бороться ещё и с арабскими националистами, а также с националистами социалистической направленности наподобие партии «БААС».

Наступили выборы 1956-го года, и на улицах доминировали националисты, социалисты и, собственно, сам Абдель Насер. Дошло до того, что нас обзывали на улицах и натравливали на нас детей, которые говорили: «Вон тахрировец, вон идёт!», «Вот, пойман тахрировец»!

Они давали детям деньги, и те шли скандировать, хлопая в ладоши: «Вот, пойман тахрировец», «Вот, пойман тахрировец»! Однажды я не вытерпел и стал драться с детьми, и ребята из Хизб ут-Тахрир оттянули меня. Один брат, парикмахер по имени Абу Махмуд (да помилует его Аллах), сказал мне: «Побойся Аллаха!

Что бы ни случилось, мы не имеем права идти на силовой конфликт!». Бааситы давали детям по одному шиллингу, чтобы те расходились по улицам и высмеивали нас. Если бы братья тогда не удержали меня, я бы разошёлся тогда окончательно.

Я встретил против себя большое сопротивление в Дженине, в котором я давал халакаты, а также в соседних сёлах. Постоянно писались доносы о том, куда я ходил, какие мысли я распространял, кто их принял, кто нет. Это делалось с целью отдалить от нас людей.

После этого ко мне пришло новое указание от Хизб ут-Тахрир: «Мы хотим, чтобы ты провёл проповедь в мечети». Я сказал: «Что-что? Я окончил всего семь классов! Я не могу вести хутбу!». Но меня заставили и сказали: «Иди и проповедуй в мечети Дженина после пятничного намаза!». На самом деле, тогда это было для меня самое сложное задание за всю жизнь.

Мне написали речь на бумаге, в которой атаковались националистические и социалистические партии, раскрывалась их гнилая сущность, не способная возвысить Умму и в основе не желающая этого Умме. Таким образом, вся речь велась вокруг националистических и социалистических партий и их вреда Исламу и мусульманам.

После того, как закончился пятничный намаз, я посчитал, что у меня будет нервный срыв. С меня ручьем лился пот, хотя на дворе стояла зима... Я ещё никогда не выступал с проповедью, это было в первый раз. Тем не менее, я прочёл всё, что было на бумаге, и никто мне не мешал.

У дверей стояла полиция, потому что там присутствовал Мухаммад Муса. Он встал прямо у дверей, взял меня за руку и вывел из мечети, и никто из полицейских меня не тронул.

На следующей неделе меня попросили выступить с проповедью в пятницу в мечети Анзаха. Для меня взяли разрешение у имама-хатиба и сказали: «Ты будешь вести хутбу. Твои слова очень вдохновляют, и никто не излагает такие мысли, как у тебя. Так тебе будет проще их донести до нас».

Тогда я ещё взял две страницы из книги Саида Кутба. Они взяли для меня разрешение у имама мечети Анзаха и сказали: «Этот парень – гость у нас. Позволь ему выступить с хутбой». Он разрешил мне. Я встал. Там не было микрофонов.

После того, как я провёл джума-намаз, люди повставали словно на митинге, прямо внутри мечети сразу после намаза... Это произошло потому, что они не слышали ещё подобных речей от наших шейхов, ни от молодых, ни от старых. Из толпы ко мне обратились: «Сынок! Приходи проводить у нас хутбу каждый джума!».

Но я отказался, сказав: «Я не могу принять этого, я моложе вас... Я не могу». Почему я отказался? Потому что я сильно боялся из-за вида такого количества людей, пожелавших видеть меня имамом с первого раза. И поэтому я отказывался, в частности, из уважения к имаму этой мечети, оставляя за ним право вести намаз. Т.е. я провёл одну хутбу, и всё... Далее мы стали проводить намазы позади имама мечети.

После этого события меня стали приглашать проводить хутбы каждую неделю в разных сельских мечетях. Это обстоятельство стало для нас уже обязательным. Мы проводили джума в сельских мечетях каждую неделю, кроме редких случаев, когда за два дня до джума мы предупреждали, что не придём.

Ну а, в общем, наши обязательства возросли в разы. Первое – мы должны были проводить халакаты в сёлах, и в нашем селе – тоже. У нас семь ночей были заполнены халакатами. Не было ни одной свободной ночи. Второе – мы должны были обучать книгам Хизб ут-Тахрир, а это было нелегко, ибо их не хватало. Копии книг были написаны от руки. «Социальная система», «Экономическая система», «Система правления» и «Система Ислама» – все эти четыре книги были тогда у нас написаны от руки, и не было печатных копий до конца 1955 года. Только потом уже пошли печатные книги.

В конце 1955-го–в начале 1956-го года начали появляться печатные версии книг, и мы больше не были вынуждены писать от руки новые копии. Мы начали шириться среди людей. Мы упорядочили на халакат старейшину нашего села. В день мы проводили по два халаката, иногда по три, иногда один. Исключением были отдалённые сёла, в которых мы проводили по одному халакату. У нас совершенно не было свободного времени.

С наступлением 1956 года начались выборы. Нам поручили работать без сна над тем, чтобы подготовить почву в народе, чтобы сформировать мнение общественности об этих выборах. Халакаты продолжались в окрестных сёлах, и идеи Хизб ут-Тахрир ширились всё больше. В 1956 году наши идеи достигли максимальных на то время размахов. Мы уже проводили хутбы в мечетях. Тогда мы предоставили рапорт о состоянии дел заместителю отделения Хизб ут-Тахрир в районе Дженин – Мухаммаду Мусе Абд аль-Хади.

Итог: население на местах было уже подготовлено, наши идеи были широко приняты в большей части сёл. Мы шли, сопровождая Мухаммада Мусу, и нас встречали все люди в сёлах... Все люди.

Я был назначен заместителем Мухаммада Мусы в селе ар-Рана в районе Дженин. Там стояла кабинка для голосования. Одна кабинка была рассчитана на три села: ар-Рана, Дейр Абу Дайф и Дейр Гъазаля. Это было в 1956 году. У меня с собой была записная книга, на которой было указано, что я – представитель Мухаммада Мусы Абд аль-Хади, на которой стояла печать от администрации Дженина. И поэтому я входил в состав наблюдателей.

Когда в комнату для голосования заходил избиратель, второй не мог войти, пока не выйдет первый, потому как у комнаты не было иного выхода. Большая часть избирателей были из простонародья (т.е. неграмотные). Гражданам, не достигшим 18 лет, запрещалось принимать участие в голосовании, а женщин на голосовании почти не было.

Как я сказал, большая часть мужчин была из простонародья. Первый же избиратель, который зашёл, сразу спросил: «Кто представитель Мухаммада Мусы?» Я ответил: «Я». Он сказал: «Запиши мой голос за него». Я написал его имя на бумаге и протянул ему. Он взял и бросил бюллетень в урну для голосования.

По моим примерным подсчётам, я лично подписал около 300 голосов для таких избирателей. Но по факту зарегистрировали для Мухаммада Мусы всего лишь 12 голосов. А поэтому мы взяли урну и поехали в полицию – в одно село при Дженине. Между нами и Дженином было 4 км. К вечеру урна была уже опечатана. Полицейские сказали водителю машины и ответственному за урны: «Представителям кандидатов запрещено входить. Убирайтесь отсюда!» Мы остались посреди села без машины, без ничего.

Они взяли урны и уехали, оставив нас. Когда мы дошли пешком до администрации, то зашли в комнату для голосования, в которой было несколько выходов. Оказалось, что в урне для голосования от ар-Раны было всего лишь 12 голосов за Мухаммада Мусу при том, что я лично вписал более трёхсот.

В начале нашего пути было ощущение, что мы долбим скалу. В 1956 году националисты и социалисты использовали кинозал в Дженине. Один из националистов по имени Яхья Гъаннам, представитель партии «БААС», проводил лекции в «Синема Дженин». Яхья Гъаннам стал продвигать идею среди населения, что развитие может быть достигнуто только с помощь арабского национализма при партии «БААС».

Потом вышел документальный фильм «Конференция движения неприсоединения». Их было тогда три стороны: Индия, Египет и Тито, президент Югославии. В этом фильме показали подписание договора о неприсоединении. При подписании сторонам налили спиртные напитки, те подняли бокалы и сказали: «Тост! За неприсоединение!»

Тогда бааситы воскликнули: «Да здравствует Абу Халид!». А мы воскликнули: «Что это за харам?! Что за распитие алкоголя?! Что вытворяет Абдель Насер, которому вы поклоняетесь?!». Тогда бааситы хотели убить нас. Но они очень боялись того, чтобы не был повреждён кинотеатр. Управители кинотеатра закричали: «Не трогайте стулья и ничего другого! Идите на улицу и бейте их там!».

Тогда хозяин кинотеатра не дал им устроить драку, но не из любви к Хизб ут-Тахрир, а из страха повреждения кинотеатра. И поэтому он сказал: «Идите на улицу и бейте их там!». Это был второй раз, когда противостояние дошло до накала.

Мы подвергались преследованиям. На каждой улице находились те, кто был против нас и был готов нас избить. Почему? Потому что теперь ты становишься лидером положения, т.е. при любом диалоге, всё равно, выступаешь ли ты в роли атакующей стороны или защищающейся, ты не встречаешь никого, кто бы посмел вступить с тобой в прения. Никто не мог выстоять против нас в дискуссии, абсолютно.

А если и находился тот, кто желал вести диалог ради самих вопросов, то и он не осмеливался встать и говорить с нами лицом к лицу. Националистические партии потерпели полный разгром, а носители националистических мыслей стали стесняться говорить о них. Мы были ведущей группой среди людей, и когда мы начинали говорить, люди замолкали.

Кто-то может попытаться тебе перечить, если ты его оставишь, и скажет: «Брат, ты уже перешёл все границы». Но всё равно его мнение меркнет перед твоим в глазах людей. В самом начале люди все атаковали тебя, как дальний, так и близкий, твои родственники и даже твоя семья, и все тебе говорили: «Оставь это дело!».

Но сегодня уже никто не смеет тебя останавливать. Сегодня уже все люди слушают тебя, куда бы ты ни пошёл, куда бы ни отправился. Да, есть люди, которые любят постоянно спорить, но в душе они осознают правду за тобой. Это постигло и националистов, и сторонников Абдель Насера... Не осталось от их сопротивления ничего.

Может быть, кто-то из высокомерия или эгоизма будет в чём-то тебе возражать, но когда ты начнёшь теснить его в диалоге, то он почувствует свою слабость и захочет покинуть разговор. Так что, хвала Аллаху, ситуация меняется.

Аллах ﷻ оказал мне милость, дав прожить долгую жизнь. Мне уже 82 года. Я родился в 1931 году. Все мы тоскуем по Халифату и каждую ночь живём в ожидании объявления Исламского Халифата. Мы уже видим этот Халифат и хотим пробыть в нём хотя бы неделю и увидеть, как мусульмане будут жить в его сени.

Это – что касается нас, пожилых. Мы хотели бы прожить в Халифате хотя бы несколько дней перед смертью, увидеть плоды наших трудов. Мы мечтаем об этом днём и ночью. Что же касается давата, то он, без сомнения, никогда не выйдет из нашей речи, ибо Аллах почтил нас этим. Ассаляму алейкум!